Статьи

Свои среди чужих

Источник: «Фергана»

 
Научный сотрудник Института востоковедения РАН и Южно-Казахстанского государственного университета им. М. Ауэзова, этнограф, социальный антрополог Игорь Савин, комментируя конфликт в Кордае на своей странице в Facebook, отметил, что в его основе «лежит не этническая нетерпимость, а отсутствие равного доступа к власти и доверия к ней со стороны разных сообществ». Корреспондент «Ферганы» попросил исследователя подробнее рассказать о своем видении случившегося, а также выяснил, существует ли в Казахстане механизм предупреждения подобных конфликтов.

— На юге Казахстана принцип «отсутствия равного доступа к власти и доверия к ней» срабатывает везде начиная с 2006 года, когда в ноябре произошел казахско-уйгурский конфликт в Чилике Алма-Атинской области. Затем был казахско-чеченский конфликт в Маловодном. Потом, в 2007-м, был Маятас под Шымкентом, где казахи выступили против курдов, еще были так называемые «узбекские» конфликты в Карабулаке и Карамурте. В 2015 году произошел конфликт между казахами и таджиками (в Сарыагышском районе ЮКО, ныне – Туркестанской области), и вот, наконец, «дунганский». И всегда эти конфликты в основе своей социально-бытовые.

Предпосылки для подобных конфликтов всегда одни и те же.

Первое – это идеология, представление о том, что Казахстан есть страна казахов или, например, Россия – страна русских и так далее. Идеология этнической, а не гражданской нации. Хотя в конституциях обеих стран источником власти является народ в целом. В современном Казахстане возможности общегражданской идентичности больше используют городские жители, вовлеченные в обезличенные производственные и социально-правовые отношения, которые регламентированы общими для всех законами, инструкциями и процедурами, никак не зависящими от этнической или религиозной принадлежности граждан, от их языка.

Но бывают ситуации, когда на социальные взаимоотношения части граждан больше влияют локальные типы идентичности: этническая, религиозная, родственная, земляческая и т.д. Чаще это свойственно людям, сохранившим как традиции совместного проживания группами родственных семей, так и традиции активного постоянного общения (сегодня зачастую дистанционного — посредством мобильной связи) внутри сетей взаимной поддержки между родственниками и соседями. Такой тип взаимодействия более характерен для сельской местности, где важен факт соседства для взаимопомощи в ходе совместных работ и коллективного решения многих важных вопросов, но сохраняет свое значение и в жизни недавних сельчан, переехавших в города.

Поэтому большинство таких конфликтов происходит в сообществах, для которых характерно сельское компактное расселение и более локальные, в том числе этническая, типы идентичности, основанные на солидарности с узким кругом «своих».

Второе – когда власть доступна не для всех. Локальные сообщества — в данном случае дунгане — не рассчитывают, что представители этой власти будут относиться к ним так же, как к большинству, они меньшинство. Возможно, это обманчивое впечатление, но оно возникло. И они начинают действовать за счет корпоративной сплоченности, подкупа отдельных представителей власти. Некие крупные предприниматели создали там себе, видимо, благоприятные условия, и местных казахов это раздражало.

Но, с другой стороны, население — дунганское, а власть и полиция — казахские. Естественно, когда остановили дунганина (речь об инциденте с неповиновением местного жителя сотрудникам полиции, который предшествовал беспорядкам. — Прим. «Ферганы»), он поспешил не довериться власти, а решить вопрос, привлекая «своих» авторитетов. То есть полицейские в данном случае воспринимали этих дунган не как своих сограждан, а как неких «других». Те в свою очередь воспринимали полицию не как «своих», которые их защищают, а как «этническое большинство».

Источник: «Фергана»