Статьи сотрудников ИВ РАН

Буддизм и шаманизм у современных тувинцев России и Китая: на примере народных культов и традиций

Ориенталистика '2022, №1, с.15-34

DOI: 10.31696/2618-7043-2022-5-1-015-034

Буддизм, именуемый Сарыг шажын (Желтая Вера) в Туве и среди тувинцев, – явление по-своему уникальное, будь то сказано в отношении их истории или современности. Он вобрал в себя фундаментальные религиозные положения и некоторую долю культурного наследия Тибета и Монголии, а также национальные традиционные верования, шаманистские, обладающие многовековыми основаниями; в свою очередь, тувинский шаманизм (известный как кам / хам) обогатился буддийскими практиками и формулировками. Особый интерес к современному взаимодействию буддизма и шаманизма у тувинцев РФ и КНР вызван тем обстоятельством, что эти духовные феномены по-прежнему имеют как раздельное, так и общее влияние на традиционные праздники и культы, и даже порождают аналогичные явления. В то же время культурно-страновые различия и определенные исторические предпосылки скорректировали их воздействие на традиции и общественные устои. В статье на примере основных праздников, обрядов и культов, оформления храмов показаны проявления традиционных верований, буддизма и шаманизма, в культуре современных тувинцев РФ и КНР; выделены общие и отличительные тенденции, синкретизм в развитии религиозных представлений; показаны исторические предпосылки и роль буддийских контекстов культуры. Как особый случай проекции религиозно-духовных представлений тувинцев, производное историко-культурного прошлого, сезонных и религиозных традиций, авторами изучены культы Субэдэя и Чингисхана. Эти культы следует воспринимать как надрелигиозные и внетерриториальные феномены, способные придать новые перспективы обществу и особый уровень коммуникации между общинами тувинцев в РФ и КНР.

Введение

Буддизм и шаманизм являются важными маркерами в жизни тувинцев, чему посвящен целый ряд исследований. Однако стремительные перемены, наблюдающиеся у этого народа в культово-духовной сфере, особенно при сопоставлении их сообществ из разных стран, обусловливают необходимость их исследования с привлечением новейших данных. В частности, становится возможным эксплицировать вновь развивающиеся культы (феномены) как следствие уникальной истории и культуры народа.

Целью статьи является изучение особенностей буддийско-шаманистского взаимодействия на примере культов Субэдэя и Чингисхана, которые (культы) мы определяем как специфичный этап, ступень в развитии основных праздников, обрядов и культов, динамики общественно-политических реалий у современных тувинцев РФ и КНР. Задачи статьи: отметить основные особенности исторических обстоятельств формирования тувинского этноса; сравнить роль и значение буддизма (буддийских элементов) и шаманизма в отмечании основных праздников, в культовой практике и при оформлении буддийских храмов у тувинцев РФ (Республика Тува – РТ) и КНР (СУАР); определить содержание и значение культов Субэдэя и Чингисхана в религиозно-политическом и национальном аспектах.

Историко-культурологический характер статьи определил использование принципа историзма, так как изучение исторического события или процесса следует проводить не только в связи с общим контекстом рассматриваемого временного периода, но и принимая во внимание эволюцию собственно этого события или процесса. Авторы попытались подойти к изучению роли буддизма и шаманизма как в вертикальном аспекте религиозно-политических институтов, так и в горизонтальном аспекте историко-культурного развития тувинского общества. Такой подход к исследованию темы помог концептуализировать тенденции развития культов Субэдэя и Чингисхана.

Источниками информации стали академические издания и труды, интернет-материалы и свидетельства авторитетных лиц, материалы и исследования на русском, английском и китайском языках.

К работам, специально посвященным буддизму и шаманизму в Туве, относятся исследования М. В. Монгуш [1] и Г. Линдквист [2]. Религиозный синкретизм у тувинцев рассмотрен в монографии О. М. Хомушку [3], Работа М. В. Бавуу-Сюрюн посвящена социолингвистической стороне жизни тувинцев в КНР [4], более широко китайских тувинцев изучают М. В. Монгуш [5], Ж. М. Юша [6]. Трудам российских авторов присуще внимание к деталям быта и жизни современных тувинцев, их религиозным представлениям, растущий интерес к зарубежным соотечественникам. Среди китайских исследователей, занимающихся культурой и религиозными представлениями синцзянских тувинцев, следует отметить Ли Юй [7], Чэн Шилана [8], Лю Цзе [9]. Китайские работы интересны своей описательной стороной традиций и не имеют выраженного критического настроя, имеющегося в аналогичных публикациях, относящихся, например, к тибетцам. Специальных исследований, посвященных сопоставительному анализу современных проявлений буддизма и шаманизма в культуре тувинцев России и Китая с указанной точки зрения, еще не проводилось. Один из авторов настоящей статьи имел возможность изучить духовные практики тувинцев в РТ (1998) и СУАР КНР (2004), некоторые из наблюдений использованы в настоящей статье в части методологического обеспечения и конкретизации выводов.

Этнос и религия

Предки тувинцев упоминаются в древних китайских трактатах под различными этнонимами: 都播 дубо, 萨颜 саянь, 土巴 туба, 德瓦 дэва, 德巴 дэба, 秃 巴туба. Маршруты их миграций проходили к югу от Байкала и Енисея. Согласно распространенному мнению, современное название этноса тува (тыва) происходит от данных китайских вариантов, которые указывают на тюркское происхождение народа и на особенности территории проживания [7, p. 307]. В первые века нашей эры они оказались подчинены последовательно сюнну (匈奴), сянбийцам (鲜卑) и жужаням (柔然), а около VI в. слились с тюркскими племенами. В период династии Тан (VII–IX вв.) предки тувинцев пребывали в составе Тюркского каганата, позже на их развитие значительное влияние оказали уйгуры. Далее их этническое своеобразие было обусловлено близким соседством с такими многочисленными народами, как монголы, а также соседи тюрки: алтайские теленгиды, урянхайцы и др. Этот краткий экскурс в прошлое тувинцев необходим для определения ситуационного контекста: народ перманентно испытывал воздействие переменных внешних обстоятельств, находясь в пределах одного культурно-исторического региона.

Н. Ф. Катанов заключил, что по происхождению тувинцы являются смешанным народом: «…они составились из элементов тюркских, монгольских и самоедских и известны были под именем дубо в древнее время» [10, c. 3], а фонетика и морфология у тувинцев заимствована из тюркского языка [10, c. 18]. Влияние монгольского элемента отмечали Вс. Родевич, С. И. Вайнштейн и др. [11, c. 14–15][12, c. 20]. По С. И. Вайнштейну, тувинский народ сложился в конце XVIII – первой половине XIX в. [13, c. 214], вероятно, к более раннему времени (около второй половины XVII в.) относится признание (укрепление) автоэтнонима «тува» [14, c. 142]. Образование тувинского народа происходило под влиянием внешних историко-политических обстоятельств, прежде всего – цинской системы управления, в чьи задачи входило и конструирование этнических категорий, общин и наций. Согласно П. Кроссли, этническая принадлежность возникает тогда, когда этнические категории переплетаются с другими идентичностями, особенно при наличии гибких географических границ; она указывает на цинского императора как центр конституирования идентичности подданных и формирования миропорядка [15, p. 64–79]. Гибкость этнической принадлежности зависела и от природно-культурных ограничений [16, p. 20], где была велика роль шаманизма и позже – буддизма.

Шаманизм традиционно занимал важное место в культуре тувинцев. Он является одной из наиболее консервативных идеологий и практик, способных адаптироваться к выживанию в различных социально-политических и культурно-религиозных условиях, что и доказал за свою многовековую историю. Специалисты не раз отмечали влияние на его практики богатого обрядового и культового потенциала буддизма. Такой синкретизм, взаимопроникновение существующих с древности религиозно-культурных традиций с пришедшими извне в гораздо более позднее время так называемыми мировыми религиями – часть общемирового процесса и встречается у многих народов. Однако формы проявления этого синтеза в каждом конкретном случае зависят от множества этнических и культурных факторов, а также от особенностей исторического пути. В данной статье приводится ряд примеров взаимовлияния двух религий у тувинцев, как в России, так и в Китае. По А. М. Пятигорскому, буддизм оказал значительное воздействие и на шаманскую обрядность, и на содержание ролей шаманов: например, шаманки могли быть не только женами лам, но и выступать как тантрический партнер [17, p. 222], т. е. участвовать в закрытых буддийских практиках. О. М. Хомушку отмечает естественный характер формирования буддийско-шаманского синкретизма ввиду общности представлений о роли и месте человека в мире, о его связи с природой и предками [3, c. 20–23]. В частности, буддизм перенял от шаманизма поклонение оваа и культ защитников семьи ээрен; в штате Хурээ (храма) были даже особые духовные лица – ламы-шаманы (бурхан-боо).

Ранние буддийские сооружения существовали в Туве еще в XIII–XIV вв. (скорее всего, они могут быть отнесены к уйгурскому направлению буддизма), последняя волна укрепления буддизма (учения Гелук) у тувинцев началась со времени их пребывания в составе Джунгарского ханства. Дальнейшее развитие буддизма у этого народа происходило уже после разгрома Джунгарии. Введение маньчжурами стандартной хошунной системы привело к необходимости подготовки соответствующих чиновников из тувинцев, которые проходили обучение в Улясутае и Кобдо на монгольском языке. Данное обстоятельство, в свою очередь, привело к усиленному проникновению к тувинцам монгольской культуры, в том числе и буддийской [18, c. 50–52, 54][19, c. 111]. Как следствие таких процессов тувинская аристократия при поддержке маньчжуров проводила активную религиозную пробуддийскую политику¹, особенно это касалось южных регионов, граничивших с монгольскими землями [18, c. 397]. Ко времени завершения правления цинской династии в Туве уже было 22 храма [20, p. 24].

В 1864 г., согласно русско-китайскому договору (г. Тачэн / Чугучак СУАР), к царской России отошла северо-западная часть Урянхайского края. В период революций Китай и Россия делили этот регион между собой, в итоге часть тувинцев осталась в России, часть – в Монголии, часть – в СУАР КНР. Политическое разделение народа оказало определенное воздействие на его культуру. Большая часть тувинцев, вошедших позже в состав СССР, в отличие от остальных, имела сложную политическую историю. После Синьхайской революции 1911–1912 гг. в Китае пять тувинских хошунов добровольно вошли в состав Российской империи², революционные же события в России привели к созданию в 1921 г. в Народной республики Танну-Тува (с 1926 г. – Тувинская Народная Республика (ТНР)). Ближе к завершению Великой Отечественной войны, в августе 1944 г., ТНР вошла в состав СССР как автономная область РСФСР. Подобных политических трансформаций не было у остальных тувинцев, оказавшихся за пределами современной Тувы, однако, как будет показано ниже, их развитие, в том числе духовно-религиозный фактор, зависело от курса государства, где они проживали.

Особенности этнической истории и локализации позволили тувинцам, имеющим тюркские этнические корни, все же сохранить и по-своему трактовать духовно-религиозные системы, связанные с монгольским этнокультурным компонентом – буддизмом; монгольский же историко-культурный пласт отразился на формировании названных выше культов Чингисхана и Субэдэя.

Духовно-религиозная ситуация у тувинцев РФ и КНР

Религиозно-духовная жизнь тувинцев в СССР и Китае (КНР) имела известные параллели и отличия. Более устойчивая сохранность буддизма, и особенно шаманизма, у тувинцев ТНР была обусловлена тем, что они вошли в состав СССР уже после антирелигиозной борьбы, достигшей своего апогея в 1930-х гг. В последующий советский период буддизм и шаманизм, находившиеся под запретом, сохраняли определенное влияние. То же имело место у китайских тувинцев после образования КНР в 1949 г., особо следует выделить период культурной революции (1966–1976).

Численность населения РТ, по данным на 2020 г., составляет 330 368 человек, из них более 80% – этнические тувинцы [21]. На территории СУАР КНР
бо́льшая группа тувинцев проживает в районе озера Канас (Кумканас-Монгольская национальная волость), а также в Алтае (городской уезд на севере СУАР, Или-Казахский а. о.). Поселения – деревни Канас (喀纳斯村), Хэму (禾木村) и Байхаба (白哈巴村). Всего на территории Китая проживают около 3900 тувинцев [22].

Среди тувинцев традиционно преобладает школа тибетского буддизма Гелук, у российских тувинцев наблюдается присутствие иных традиций, например, Карма Кагью. Следует отметить, что активность буддийских деятелей у российских тувинцев гораздо выше, чем у их сородичей в КНР. Хотя первая буддийская община в Туве была зарегистрирована лишь в январе 1990 г., тувинцы даже в советское время могли направлять свою молодежь на учебу в главный монгольский монастырь Гандентекченлинг [23, p. 71].

Значимое событие в обществе российских тувинцев произошло в 1992 г., когда республику посетил Далай-лама, освятивший известную гору Хайыракан, издавна почитаемую шаманистами и буддистами. Важно отметить, что
освящение чего-либо одним из лидеров современного буддизма формирует особый статус местности – таким образом она входит в число сакральных мест мирового буддизма. Подразумевается необходимость и возможность роста стабильного интереса к учению Будды во всей республике. В 1990-х гг. Туву посещали известные тибетские учителя: лхарамба Джамьян Кензе, министр культуры Тибетского правительства в изгнании (ТПИ) Кирти ринпоче, лама Ешей Лодой ринпоче и др., в 2000-х гг. возведением различных мандал занимались монахи монастырей Дрепунг Гоманг и Гьюме [1, c. 195–196]. Были монахи и других буддийских традиций, например японской [1, c. 197]. В Туве в 2008–2015 гг. проживал известный тибетский лама Шивалха ринпоче, приглашенный в республику ее бывшим главой Шериг-оол Ооржаком. Руководство тувинских буддистов, как и лидеры буддийской общины Калмыкии, стремятся укреплять отношения с тибетской сангхой и ее лидерами [24, p. 393], в первую очередь – с Далай-ламой, чей представитель Тэло тулку ринпоче, глава калмыцкой сангхи, периодически бывает в Туве.

В первой половине 1990-х гг. буддизм рассматривался частью тувинского общества РФ как сущностная черта национальной идентичности и идеологии, способный повлиять на воспитание молодежи [25, p. 76–77]. Хотя специалисты отмечают неоднозначность в процессах восстановления буддизмом своего влияния [26], в последние годы фиксируется стабильный рост интереса тувинцев к этой религии; например, к 2016 г. в РТ было 19 буддийских организаций, к буддистам себя относили почти 84% тувинцев [27, c. 89].

В РТ публикуются книги о буддизме, организовываются фестивали, например, Международный фестиваль живой музыки и веры «Устуу-Хурээ», который проводился с 1999 г. в г. Чадане. За 20 лет (по 2019 г.) своего существования этот фестиваль, возникший с основной целью восстановления древнего буддийского храма в Чадане, стал важным культурным событием всего региона и повлиял на укрепление буддизмом своих позиций в обществе.

Власти РТ активно поддерживают возрождение буддизма. В городской культуре современного Кызыла появились такие буддийские символы, как большой молитвенный барабан и выложенная из камней на горе Догээ мантра «Ом мани падме хум». На этой же горе в сентябре 2021г. была установлена 12‑метровая статуя Будды, сидящего в позе лотоса; еще одну статую Будды планируют возвести на горе Хавырга. В сельских районах также сооружается подобное, например, в Чаа-Хольском районе находится вырезанное по камню местными мастерами изображение Будды Амитабхи. Возводятся не только традиционные буддийские храмы хурэ, но также и родовые храмы [1, c. 200]. Последнее является также свидетельством возрождения национального сознания, и более того – ревитализации локальных связей и коммуникаций, возникающих в результате формирования религиозной общины. Таким образом, одна из особенностей современного буддизма в Туве – это постоянное формирование новых локальных культов, по хошуунам и родам, укрепление местных контактов.

Власти РТ отдают должное и древним обрядам, связанным с освящением, признаваемым и в шаманизме, и в буддизме. Осенью 2019 г. глава Тувы Шолбан Кара-оол внес в Верховный хурал законопроект, согласно которому каждый руководитель РТ должен будет совершать церемонию освящения горы Бай-Тайга на Алашском плато, которую почитают приверженцы обеих конфессий [28]. Привлечение этих двух духовно-обрядовых традиций в современную общественно-политическую жизнь российских тувинцев отражает не только желание властей поддерживать подъем культуры и традиций, но и поиск шаманами и ламами поддержки со стороны государства [20, p. 26, 29].

Синкретизм наблюдается и у синьцзянских тувинцев. Это видно в убранстве единственного буддийского храма, построенного из дерева, в деревне Хэму. Например, помимо фотографий Панчен-ламы, украшенных хадаками разных цветов, имеются местные тотемы и изображения двенадцати знаков зодиака в подобном цветовом оформлении [8, p. 40] – последнее отражает влияние китайских традиций двенадцатилетнего цикла [7, p. 307]. Интересно, что в храме помимо тотемов духов природных стихий (гор, воды) хранится тотем духа озера Канас³. Священные писания изложены на монгольском языке, а ламы, занимающиеся обрядовой стороной учения, – монголы и тувинцы⁴. Большое значение для синьцзянских тувинцев имеют традиционные табу, связанные с сакральностью и неприкосновенностью природы [29]. Вместе с тем потери, понесенные китайскими тувинцами в годы культурной революции, и современные стремительные перемены в характере и образе жизни формируют отдельные негативные тенденции в их жизни и все более отдаляют от прежних обрядов и праздников [30].

Как отмечалось, шаманизм и буддизм за прошедшие столетия немало переняли друг у друга, имеют массу проявлений в повседневной жизни тувинцев и потому получают должное признание у населения. Так, в августе 2014 г. исследовательская служба «Среда» опубликовала социологическое исследование, посвященное изучению духовного уровня у тувинцев. Как выяснилось, верующих в «традиционные» религии около 74%: 62% тувинцев исповедуют буддизм, 8% следуют шаманизму, еще 4% придерживаются положений христианства и ислама. Таким образом, около четверти тувинцев – либо неверующие, либо не определившиеся в своих духовных исканиях [31].

Сосуществование синкретических религиозных воззрений может длиться довольно долго, например, по той причине, что в них не разделяются сферы ответственности, то есть одними обрядами занимаются ламы, другими – шаманы, либо совместно [2, p. 163][32, p. 66–67], следовательно, нет никакой необходимости в конфронтации. Подобное взаимовлияние наблюдается и у тувинцев СУАР КНР: в буддийском храме имеются отдельные шаманские предметы и символы (тотемы) [7].

Несмотря на существующий интерес к шаманизму, он уже не столь активен, как в 1990-х гг., хотя шаманы по-прежнему представлены в общественной, культурно-научной сфере РТ. Безусловно, шаманизм возрождается, и в этом ему помогает подъем интереса к буддизму. Этот процесс вызван как внешними причинами (например, активное давление со стороны христианских конфессий), так и внутренними (необходимость организационного оформления в современных условиях), и в целом определяется давней единой историей и схожей судьбой этих учений.

Буддизм и шаманизм в праздниках тувинцев

В СССР и КНР национальные праздники долго находились под запретом, но в Китае с началом реформ 1978 г. и переменами в стране проживавшие в ней народы, в том числе и тувинцы, получили право на их празднование. Лет на десять позже это стало возможно и для советских тувинцев.

В настоящее время прежние праздники и обряды, где велика роль и шаманов, и лам, продолжают сохранять свое влияние и развиваться, соответственно реагируя на внешние обстоятельства. Синкретизм различных традиций наиболее ярко отражается в народных праздниках.

У тувинцев РФ и КНР выделяются четыре основных традиционных праздника: Шагаа (чагань 查干, байцзе 白节 – праздник весны, встреча Нового года), Майдыр-хурал (мадел, майдээр 麦德尔 – чествование Будды грядущего Майтрейи), Оваа дагылгазы (ово, аобаоцзе 敖包节 – чествование местных духов у ритуального сооружения из камней с возжиганием хвороста), и Чула (зул, зоулу, цзоулуцзе 邹鲁节) – встреча зимы, праздник зажигания лампадок.

Праздник встречи Нового года (Шагаа) в целом не отличается от проводимых у соседних буддийских народов: бурятов, монголов. Поскольку этот праздник имеет не только сезонное значение, но и религиозное, то участие в нем шаманов и лам – давняя традиция, как и совершение особенных действий: подношение алтарю, действия очистительного характера, одаривание хадаками и т. п. [34]. Но есть локальные особенности: если на алтарях (а также в храмах) у российских тувинцев, кроме фигурок буддийских божеств, имеются снимки Далай-ламы XIV, то у китайских – Панчен-ламы Х. Последний пример связан с политикой руководства КНР по отношению к Далай-ламе, обвиняемом в антигосударственной деятельности, тогда как Панчен-лама, с детства воспитанный в духе патриотизма и преданности идеям КПК, олицетворяет современный тибетский буддизм в Китае.

Этот праздник весны у тувинцев полностью отражает религиозные верования, обычаи и традиционную культуру. Как правило, его отмечают у значимых мест, например, китайские тувинцы идут к озеру Канас, где проходят спортивные состязания: скачки, стрельба из лука, борьба, катание на лыжах и санях. Праздничное застолье сопровождается чтением буддийских сутр ламами [7]. Определенная «буддизация» праздника проявляется в том, что тувинцы – как российские, так и синьцзянские – верят, что накануне этого события Будда на колеснице объезжает всю Землю [34, c. 121][5, c. 351]. Возможно, здесь сказывается давнее влияние китайской культурной традиции, согласно которой божество на колеснице объезжает весь мир (например, богиня Запада Сиванму, везущая солнце). В первый день Нового года аалы (родовые группы или административные единицы) на своих землях приносят жертву оваа, тем самым умилостивляя локальных духов (шер эзи – хозяев мест) [5, c. 352].

Поклонению оваа посвящен и отдельный праздник, который проводится в разное время практически в каждом населенном пункте, оваа можно встретить у тувинцев повсеместно. Оваа играет важную коммуникативную роль в системе отношений с духами и предками, поскольку связан с культами плодородия и здоровья и изначально проводился с целью умилостивления духов гор и поддержания природного равновесия⁵. Культ оваа объединял разные роды и семейства, такая же роль была близка буддизму: он традиционно выступал против раздробленности, что помогло религии на первых порах становления и в Индии, где буддисты были «потенциальными союзниками правителей древнеиндийских государств в борьбе с племенной раздробленностью» [35, c. 235]. Этот праздник и прежде, и сейчас сопровождается такими мероприятиями, как скачки, борьба хуреш, исполнение танцев и песен. Оваа могут также выступать в качестве межевых знаков и часто соседствуют со ступами [36]. У китайских тувинцев праздником руководит лама, что, вероятно, обусловливает определенные ограничения [6, c. 212, 367]. У российских может присутствовать и шаман – он не только просит у «хозяев местности» покровительства в получении приплода или иной помощи, но также выполняет функции, присущие ламам; следовательно, у российских тувинцев этот праздник отмечается с большим многообразием и богатством ритуалов.

Майдыр-хурал посвящен почитанию грядущего Будды – бодхисаттвы Майтрейи⁶. Праздник является исключительно буддийским, что проявляется в двух важных ритуалах – вынос фигуры бодхисаттвы Майтрейи из хурээ и исполнение мистерии Цам [37]. Для проведения праздника требуется немало лам, прошедших обучение для участия в таком сакральном событии. Российские тувинцы отмечают Майдыр-хурал летом, у китайских он завершает Шагаа, отмечается на пятнадцатый день Нового года и соотносится с праздником фонарей [7].

Праздник Чула (Зоулу / Зулу) посвящен почитанию ламы Цзонкхапы, основателя учения Гелук; китайские тувинцы также чествуют в эти дни «живого будду» Махакалу (дхармапала, защитник учения). Обязательным действием является зажигание лампад. Считается, что именно в этот день каждый становится на год старше [9]. Во время празднования этого события, иных праздников и крупных событий, проводятся различные традиционные жертвоприношения. При этом все действия, связанные с ритуальной стороной, совершаются ламами, специализирующимися на буддийских обрядово-культовых практиках. Интересно заметить, что в наши дни в СУАР организацией основной части традиционных праздников руководит лама Мунке Баир (蒙克巴依尔), глава объединения алтайских тувинцев Синьцзяна, являющийся также членом Народного политического консультативного совета КНР (НПКСК).

В настоящее время в культуре тувинцев, проживающих в России и Китае, наблюдаются как аналогичные, так и отличительные явления и процессы, обусловленные историческими предпосылками и влиянием социально-культурного окружения. Синкретизм проявляется в их регионах по-разному. Среди общих и отличительных черт при проведении сезонных и религиозных праздников можно назвать следующие: все четыре праздника – Шагаа, Майдыр-хурал, Оваа, Чула – отмечаются тувинцами РФ и КНР; у синьцзянских тувинцев праздник Оваа более ограничен самим культом, тогда как у российских праздник отмечается широко, с совершением других обрядов. Свое влияние оказывает и политический контекст: если в храмах и на алтарях китайских тувинцев представлены портреты Панчен-ламы, то у российских – Далай-ламы.

Содержание праздников позволяет обнаружить особый тип синкретизма – наличие долгосрочного сложного процесса взаимовлияния традиций сезонных и религиозных мероприятий и действий, общественно-политической повестки – и формирование на такой синкретичной основе нового мировосприятия. Его основной чертой является открытость и гибкость, что характерно для пограничных зон. Такое мировосприятие дает начало новым традициям и культам.

Культы Субэдэя и Чингисхана

Выше шаманско-буддийские культы были рассмотрены как составляющая духовной культуры тувинцев, здесь речь пойдет об обрядово-культовых практиках в качестве отражения исторического прошлого этого народа. Пожалуй, самым необычным, но значительным проявлением влияния монгольского прошлого как на мировоззрение, так и на обрядность тувинцев РФ и КНР является культ двух героических фигур – Субэдэя и Чингисхана.

Российские тувинцы уверены, что известный полководец Субэдэй, творец многих побед Чингисхана, был тувинцем (из урянхаев). Они зовут его Субедей-маадыр, и уводят происхождение его имени (в форме Сумээтей) к таким понятиям в своем языке, которые обозначают «советник» или «наставник».

В честь героя называются организации и целые комплексы. Так, в Кызыле построен спорткомплекс «Субедей» (ГАУ спортивной школы). Существует молодежное движение «Субедей», образованное в 2011 г. при активном участии ламы Шолбан-башкы⁷. Цель его – возрождение прежних традиций, мировоззрения, Сарыг шажын и родного языка. Оно имеет тесную связь с ламами, в частности с Шивалха-ринпоче.

В сентябре 2018 г. открылась четырехметровая статуя Субэдэя в этнокультурном комплексе Улуг-Хемского района РТ. Здесь уже представлены такие знаковые культовые сооружения, как ступа, трехметровая статуя Будды, тенгрианские сооружения, так что появление там нового памятника выглядит вполне уместно и логично.

У тувинцев КНР не наблюдается культ Субэдэя, но чрезвычайно развит культ Чингисхана. Согласно преданию, во время западного похода Чингисхан со своим отрядом решил остановился на отдых у упоминавшегося выше озера Канас. Испив воды, он утолил жажду и поинтересовался у местных, что это за вода. Ему ответили, что это «ханская / каганская вода» (可汗的水), тогда Чингисхан назвал озеро Канаус / Канас. После смерти Чингисхана его тело погрузили в воды озера, а воины остались жить на его берегу. И с тех пор тувинцы считают, что они являются потомками людей из отряда Чингисхана, которые остались жить у озера, чтобы вечно охранять «гробницу» великого хана [38].

У озера есть свой «призрак» (湖怪 или 湖圣), охраняющий душу Чингисхана. Вероятно, что указанный выше дух озера Канас и есть этот «призрак», с ним связано немало историй и легенд [33], а обряд пития воды из озера напрямую связан с упоминавшимся выше случаем из жизни Чингисхана. На наш взгляд, в содержании культов этих исторических персонажей наблюдается конвергенция шаманистских и буддийских представлений, а в поклонении им – синтез социально-культурных и бытовых практик и действий. По сути, в них предстает накопленный народом исторический опыт, призванный способствовать прежде всего сохранению преемственных связей с прошлым. В связи с этим неудивительно, что тувинцы КНР почитают Чингисхана как прародителя⁸, в каждом доме есть картина с его изображением в виде охотника⁹.

Несколько иные коннотации можно проследить в культе Субэдэя. Например, в конце октября 2019 г. состоялась презентация книги «Субедей. Великий урянхайский полководец», написанной известным тувинским ученым К. А. Бичелдеем. На ее презентации Председатель парламента Тувы Кан-оол Даваа сказал: «Образ великого полководца всегда вызывал в республике особый интерес. Личность Субедея до сих пор играет огромную роль в самоидентификации тувинского народа, воспитании подрастающего поколения республики»¹⁰. Акцент на самоидентификацию народа через культ полководца и его роль в воспитании позволяет выделить более перспективный, нежели ретроспективный (в случае с культом Чингисхана) контекст поклонения. Поэтому в данном случае исторический опыт призван способствовать преодолению существующих или потенциальных трудностей.

Указанное, в свою очередь, позволяет заключить, что, несмотря на упомянутую выше духовно-мировоззренческую конвергенцию и даже наличие культа дхармапалы Махакалы (обусловлено монгольским влиянием) у китайских тувинцев, культ Чингисхана содержит в своей основе существенный шаманистский элемент (акцент на прошлое), тогда как культ Субэдэя практикуется скорее в буддийском контексте (акцент на будущее).

Любопытное исследование, проведенное недавно в социальных сетях РТ, показывает, что восприимчивость местных жителей к переменным религиозностям увеличилась. Это может быть связано с синкретическими отношениями между буддизмом и традиционными местными культами [39, p. 216]. Иначе говоря, появление и развитие у тувинцев новых культов только тогда может быть устойчивым и перспективным, когда выполняется особенное условие: они, будучи историко-культурным продуктом, должны в себе воспроизводить историю, предшествовавшие мероприятия и действия (праздники, религии, культы). Формирование в далеком прошлом и активная презентация в настоящее время культов этих полководцев, исторических персонажей, находящихся вне стандартной шаманско-буддийской обрядово-культовой практики, дает возможность народу обрести особую устойчивую традицию, или практику, при которой народные культы и праздники могут без ущерба восприниматься и как буддийские инновации, и как производные от других религий, при этом пользоваться поддержкой государства. Культы Субэдэя и Чингисхана представляют собой надрелигиозные и внетерриториальные феномены, всепроникающие и не зависящие от воли шамана, ламы или политика. 

Заключение

Несмотря на древние корни, становление тувинцев как народа началось со второй половины XVIII в. в условиях цинской системы управления и формирования национальной идентичности подданных империи. Последнее обстоятельство, а также богатое духовное и религиозное наследие позволило народу, несмотря на этнорелигиозное воздействие соседних тюркских народов, удерживаться в пределах монголо-буддийского мира.

При сохраняющейся роли шаманизма буддизм становится всепроникающей идеологией, являя различного рода новейшие феномены. Ожидаемый встречный процесс, а именно интерес народа к своему прошлому, также выступает инициатором подъема влияния буддизма: образуются соответствующие общества, возводятся культовые сооружения, зарождаются локальные культы, т. е. создается фундамент ожидаемых перемен. Буддизм давно стал частью традиционных верований тувинцев, наряду с шаманизмом формируя духовный мир народа.

Проведенное исследование позволило дать принципиально новую трактовку сущности проявлений буддизма в традиционных праздниках и иных культурных явлениях у тувинцев РТ РФ и СУАР КНР. Эти проявления следует соотносить со следующими факторами: 1) объективным влиянием этой религии в ранние периоды истории народа (уйгурский период, роль ойратской Джунгарии и Цинской империи); 2)многовековой ролью шаманизма; 3) спецификой этнической истории народа; 4) актуализацией духовной стороны обрядово-сезонных и культурных праздников для обозначения своего места в традициях мирового буддизма (в чем велика роль буддийских учителей), а также в целях сохранения общественно-политических ценностей (актуализация проблем идентичности народа и перспектив развития) – последнее также связано с влиянием внешнего мира. В современных условиях такие феномены возрождаются при влиянии на них либо личностного (Далай-лама, Панчен-лама, Чингисхан, Субэдэй), либо политико-географического факторов (тувинцы в условиях РФ и КНР).

Политическое состояние тувинцев определили особенности проявления буддизма и шаманизма в их культуре: если в цинский (и в постцинский) период росло комплексное влияние культуры соседней Монголии, то с началом советского периода (в составе СССР и КНР) стала преобладать роль коммунистической идеологии. В настоящее время у российских и китайских тувинцев наблюдается влияние властей на формы и методы проведения празднеств и обрядов: в РФ, ввиду обладания тувинцами своим субъектом Федерации – руководства республики, в КНР – членов НПКСК. Сами обряды, шаманистские или буддийские, и сам культ как таковой тем или иным образом сакрализируются авторитетом высших духовных иерархов Гелук. Однако культы Субэдэя (у российских тувинцев) и Чингисхана (у китайских тувинцев) обладают особой значимостью и основанием. Эти культы, тесно связанные с историческим прошлым народа, своим появлением являют его стремление обозначить свою культурную инаковость (особенность) на уровне «разлома». Религия или духовные практики – это духовное наследие предков тувинцев, выработанное во взаимодействии с соседними народами. Привлечение авторитета тибетских лидеров способствует повышению статусности региона в буддийском мире, а культы указанных полководцев – это и уважение к своему историческому прошлому, и определенный культурный код и способ самоидентификации народа в меняющейся действительности.

Как нам представляется, именно эти два культа способны дать новые перспективы обществу и, вероятно, установить особый уровень коммуникации между общинами тувинцев в РФ и КНР. Хотя в праздниках и обрядах буддизм может испытывать воздействие политики государства (например, отношение к Далай-ламе и Панчен-ламе), а шаманизм – «подчиняться» первому, культы Субэдэя и Чингисхана, несмотря на их религиозные коннотации, призваны восприниматься вне религии и независимо от политики как способы к воссозданию вертикальных и горизонтальных коммуникационных контактов во всех сферах жизни современного тувинского общества в указанных странах.